Афганская война: как это было?

15 февраля — официальная памятная дата, призванная почтить память воинов-интернационалистов, исполнявших интернациональный долг за пределами границ своей Родины. Именно в этот день, 15 февраля 1989 года, последняя колонна советских войск покинула территорию Афганистана. В этот день командующий Ограниченным контингентом генерал-лейтенант Борис Всеволодович Громов, спрыгнув с бронетранспортера, пересек мост, символизируя этим, что он последним перешёл пограничную реку Амударья (г. Термез), но в реальности последними Афганистан покинули подразделения пограничников и спецназа, прикрывавшие вывод войск и вышедшие на территорию СССР только во второй половине дня 15 февраля. Это событие ознаменовало для Советского Союза окончание Афганской войны, которая продлилась почти десять лет и унесла жизни более 15 тысяч советских граждан. За время Горбачевско-Яковлевской перестройки и особенно после развала СССР на данное историческое событие и его героев было высыпано много инфо-мусора и вылито бессчетное количество откровенных антисоветских «помоев», штампов, баек и мифов сотнями прикормленных писак капиталистического строя. Эти инфо-помои, рождённые еще архитекторами и прорабами горбачёвской перестройки, подхваченные в частности сейчас современными буржуазными националистами всех республик постсоветского пространства вызвали у нашей редакции внутренний протест, и подспудно стало зреть желание написать обширную статью о данном историческом событии советской истории и людях того времени. И вот перед вами плод наших усилий, где мы попытались на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из архивов, мемуарной и научной литературы, представить наш личный взгляд на эту противоречивую но легендарную страницу советской истории. Светлой памяти всех павших Днепродзержинских воинов-интернационалистов мы и посвящаем эту статью.    

Особой страницей в истории брежневского правления стала Афганская война (1979-1989), вокруг которой до сих пор идут горячие споры. Сами истоки этой войны многие авторы ищут в июльских событиях 1973 года, когда в Кабуле произошёл го­сударственный переворот, в результате которого от власти был отстранён король Мухаммед Захир-шах, который тогда нахо­дился с визитом в Италии, и к власти пришло антимонархи­ческое правительство, объявившее Афганистан республикой. Главой этой республики стал глава правительства, кузен низ­ложенного монарха сардар Мухаммед Дауд, которого в ближай­шем окружении бывшего короля называли «бешеный принц».

Его неплохо знали в Москве, поскольку в 1953-1963 годах в ко­ролевском правительстве он занимал посты премьер-мини­стра и министра национальной обороны. Через два месяца после этих событий, 11 сентября 1973 года,         Л.И. Брежнев, нахо­дясь на отдыхе в Крыму, встретился с его младшим братом Мохаммадом Наим Ханом, которого также неплохо знали в Москве, поскольку, будучи в те же годы министром иностранных дел Афганистана, он приезжал в советскую столицу и встречался с Н.С. Хрущёвым и другими советскими вождями. На сей раз между ним и Л.И. Брежневым состоялась довольно обстоятельная беседа, содержание которой советский генсек даже  кратко изложил в своём личном дневнике.

Конечно, в Москве прекрасно сознавали, что новый режим в Афганистане, созданный М. Даудом, носит ярко выраженный авторитарный характер, так как сразу после переворота были распущены Маджлес-е мелли (парламент) и Верховный суд, а также запрещена деятельность всех политических партий. При этом официальной идеологией даудовского режима была провозглашена «народно-национальная теория револю­ции», которая, по мнению профессора М.Ф. Слинкина, являла собой причудливую смесь прежних «монархических идей», то есть национализма, пуштунизма, афганства, исламизма, патернализма и антиколониализма и идей «экономического социализма». Оказавшись на вершине власти, М.Дауд первоначально стал опираться на леворадикальное крыло армейских офицеров и интеллигенции, составивших половину членов всего Центрального Комитета Республики Афганистан. Однако уже весной 1974 года он начал чистку всего госаппарата от левора­дикальных элементов и вскоре объявил любую оппозицию вне закона. Одновременно он приступил и к пересмотру внешне­политического курса, пойдя на расширение контактов с Ираном, Пакистаном, Египтом и Саудовской Аравией, то есть все­ми теми странами, у которых с Москвой было немало острых проблем. Однако самое главное состояло в том, что вопреки своим же многолетним убеждениям «о единстве всей пуштунской нации» он пошёл на признание «линии Дюранда», созданной британцами ещё в 1893 году, в качестве государственной границы между Пакистаном и Афганистаном, чем, по сути, подписал себе смертный приговор.

В середине апреля 1978 года в Кабуле прошла масштабная антидаудовская акция, которая подвигла М. Дауда отдать при­каз об аресте всех организаторов этой демонстрации, в том числе лидеров Народно-демократической партии Афганиста­на (НДПА) Нур Мухаммеда Тараки, Бабрака Кармаля, Хафизуллы Амина, Шах Вали и ряда других. В ответ на это утром 27 апреля 1978 года ряд батальонов 4-й танковой бригады во главе с М.А.Ватанджаром, С.Д.Таруном, Н. Мухаммадом, Ш. Маздурьяром и А. Джаном взяли в кольцо президентский (бывший королевский) дворец Apг и обстреляли его. Одновременно удар по президентскому дворцу нанесла авиагруппа, которой командовали Абдул Кадыр и Саид Гулябзой. Его осада продол­жалась почти целые сутки, а ранним утром 28 апреля во дворец прибыла делегация восставших офицеров во главе М. Имамуддином, которая предъявила ультиматум М. Дауду и потребова­ла от него немедленно уйти в отставку. Однако в ответ на уль­тиматум президент начал сразу стрелять по «парламентёрам» и был тут же убит ответным огнём. Всего же в завязавшейся пе­рестрелке, по разным оценкам, погибли от 18 до 30 членов его семьи, включая младшего брата Мухаммада Наима.

Новый военный переворот, который сразу обозвали Апрель­ской (Саурской) революцией, стал полнейшей неожиданностью для Москвы, о его подготовке ничего не знали ни советский по­сол в Кабуле Александр Михайлович Пузанов, ни главный во­енный советник генерал-лейтенант Лев Николаевич Горелов. В результате «революции» власть в Кабуле перешла к лидерам НДПА, заявившим об образовании Демократической Республики Афганистан (ДРА), высшим органом которой стал Ре­волюционный Совет во главе с Генеральным секретарём ЦК НДПА Нуром Мохаммедом Тараки. Между тем вскоре стало очевидно, что старые разногласия в руководстве НДПА, ко­торые ещё 10 лет назад привели к её расколу на две крупные фракции — «Хальк» («Народ») и «Парчам» («Знамя») — никуда не делись. Более того, этот раскол стал только нарастать, что грозило обернуться кровавой внутрипартийной борьбой. Это­го Москва, конечно, никак не могла допустить, поэтому от гре­ха подальше лидер более умеренной фракции «Парчам» Б. Кармаль, якобы готовивший очередной переворот, в начале июля 1978 года был сослан послом в Прагу, а вожди более радикаль­ной фракции «Хальк» Н.М. Тараки и Х. Амин поделили между собой высшую власть. Первый стал премьер-министром, а второй — вице-премьером и министром иностранных дел ДРА.

Сразу же после прихода к власти Н.М. Тараки объявил, что отношения с Советским Союзом, основанные на принципах «братства и революционной солидарности», являются приоритетом во внешней политике ДРА. Поэтому практически сразу после Апрельской революции между Москвой и Кабулом были установлены первые рабочие контакты, в том числе по линии спецслужб. Советскому руководству было крайне важно знать, с кем ему предстоит иметь дело, поэтому уже в июле 1978 года в Кабул была направлена группа офицеров и генералов, которую возглавил заместитель председателя КГБ, начальник Первого Главного управления генерал-лейтенант В.А.Крючков. В ходе нескольких личных встреч с руководством страны у него сложились разные впечатления о них. Так, Н.М. Тараки он оценил как «широко образованного, с большим жизненным опы­том и недюжинным умом человека», который, увы, страдал «политической близорукостью», потерявшим чувство реально­сти. А X. Амина он, напротив, посчитал очень энергичным, хитрым и авторитарным человеком, способным «пролить реки крови» и «наломать дров». Между тем несколько иную оценку X. Амину давал тогдашний главный военный советник в Кабу­ле генерал-лейтенант Л.Н. Горелов, который считал его чрез­вычайно работоспособным, образованным и умным человеком, который де-факто вёл текущую и кадровую работу в стране и пользовался огромной популярностью в армейских кругах. Аналогичную оценку X. Амину давал и советник главы ГлавПУ­Ра афганской армии генерал-майор В. П. Заплатин.

Между тем в Москве продолжали проявлять осторожность в отношении нового кабульского режима, и поэтому все кон­такты на межгосударственном уровне носили минимальный характер, не поднимаясь выше традиционных дипломатиче­ских каналов. Однако уже 22 сентября 1978 года Л.И. Брежнев, находясь с очередным визитом в Баку, в своём выступлении впервые заявил о полной поддержке нового кабульского режи­ма, и очень скоро советский посол А.М. Пузанов получил пря­мое указание Москвы «обсудить с тов. Н.М. Тараки и X. Амином вопрос о заключении нового межгосударственного договора», а также расширении экономического и военного сотрудниче­ства двух стран.

4-7 декабря 1978 года состоялся официальный визит в Мо­скву афганской партийно-правительственной делегации во главе с Нур Мухаммедом Тараки, в ходе которого он подпи­сал с Л.И. Брежневым очередной «Договор о дружбе, добросо­седстве и сотрудничестве между СССР и ДРА» сроком на 20 лет. Как полагают многие авторы, особое значение в этом догово­ре имела 4-я статья, где было указано, что «высокие догова­ривающиеся стороны, действуя в духе традиций дружбы и до­брососедства… будут предпринимать соответствующие меры в целях обеспечения безопасности, независимости и террито­риальной целостности обеих стран» и «в интересах укрепления обороноспособности… будут продолжать развивать сотрудни­чество в военной области на основе соответствующих соглашений». Именно эта статья впоследствии и послужила юридиче­ской основой для ввода Ограниченного контингента советских войск в Афганистан.

Как утверждают ряд осведомлённых авторов, в частности Г.М. Корниенко, бывший в ту пору заместителем министра иностранных дел, ряд партийных идеологов, прежде всего М.А. Суслов и Б.Н. Пономарёв, спали и видели, как бы превра­тить Афганистан во «вторую Монголию» и стабилизирующий фактор для всей Центральной Азии. Однако, как и следовало ожидать, все эти надежды оказались несбыточными по целому ряду причин, прежде всего из-за радикальной земельной ре­формы и очередного обострения внутрипартийной борьбы, что и привело к возникновению Гражданской войны в стране. Ряд авторов (М.Ф. Полынов, Н.Н. Марчук) утверждают, что определённую долю вины за такое развитие событий несли советские советники, которые, якобы подталкивали афганское руководство к радикальным реформам «по со­ветскому образцу». Однако тот же М.Ф. Слинкин убедительно показал, что, например, руководитель советской «аграрной» группы П. С. Федорук, на­против, всячески убеждал афганских друзей не форсировать земельную реформу, что может только оттолкнуть крестьянина-середняка от НДПА.

На обострение борьбы внутри НДПА обратили внимание и в Мо­скве. Именно тогда А.А. Громыко, Ю.В. Андропов, Д.Ф. Устинов и Б.Н. Пономарёв направили в Политбюро ЦК записку «О на­шей дальнейшей линии в связи с положением в Афганиста­не», где отметили, что «НДПА остаётся не только малочислен­ной, но и серьёзно ослабленной в результате внутрипартийной борьбы между группировками «Хальк» и «Парчам». Наиболее видные руководители второй группировки «либо уничтоже­ны, либо отстранены от партийной работы, изгнаны из армии и госаппарата, а некоторые из них оказались за границе в по­ложении политэмигрантов» . И действительно, ещё в октябре 1978 года Б. Кармаль и другие его коллеги из фракции «Парчам» были смещены со своих посольских постов в зарубежных стра­нах и, получив статус политэмигрантов, осели в Праге или Бел­граде. А уже в конце ноября на Пленуме ЦК НДПА Н.М. Тараки выступил с большим докладом, в котором заявил об успешном разгроме «контрреволюционного заговора ставленников им­периализма» и связанных с ними «левых экстремистов и узко­лобых националистов» и выводе из состава ЦК и исключении из партии Б. Кармаля, Н. А. Нура, С.А. Кештманда, А.Ратебзада, М. Барьялая, А. Вакиля, М. Наджибуллы и А. Кадыра.

Между тем ещё в мае 1978 года на территорию Афганистана из соседнего Пакистана вторглись вооружённые отряды Ислам­ской партии Афганистана, которую возглавил Гульбеддин Хек­матияр, а в июне того же года произошли первые вооружён­ные выступления против центральных властей в провинциях Бадахшан, Бамиан, Кунар, Пактия и Нангархар. Затем в нача­ле октября 1978 года вспыхнул вооружённый мятеж в Нури­стане, а в марте 1979 года такие же мятежи полыхнули в Бата­не, Урузгане, Фарахе, Бадсиге и особенно крупный в Герате, где восстала 17-я дивизия. По сути, именно события в Герате и ста­ли непосредственным поводом для вовлечения Советского Со­юза во внутренний афганский конфликт.

Надо сказать, что за последние три десятка лет вышло огромное количество разных публикаций, как мемуаров, так и научных работ, в которых довольно подробно разбираются и предыстория, и обстоятельства ввода советских войск в Аф­ганистан, поэтому на этой теме нет особой нужды останавливаться именно в этой статье. Вместе с тем хотелось бы особо сказать, что вопреки расхожей версии, Л.И. Брежнев не был сторонним наблюдателем всех этих событий и жертвой коварного «триумвирата» в составе Ю.В. Андропова, Д.Ф. Усти­нова и А. А. Громыко, которые якобы реально управляли стра­ной три последних года его жизни. Даже судя по его дневнику, генсек был довольно активно вовлечён во все внешнеполи­тические дела, хотя это вовсе не исключало того, что те же Ю.В. Андропов или Д.Ф. Устинов манипулировали им, давая то­чечную информацию в нужном им ключе.

Как теперь стало известно, ситуацию в Афганистане, в том числе в Герате, на Политбюро ЦК стали обсуждать ещё 17 мар­та 1979 года. А на следующий день Н.М.Тараки срочно свя­зался по телефону с А.Н. Косыгиным и попросил его ввести в Афганистан советские войска, но получил отказ и приглаше­ние немедленно прибыть для консультаций в Москву. В тот же день обострение ситуация в Афганистане вновь обсуждалось на заседании Политбюро ЦК, где все его участники, в том чис­ле А.Н.Косыгин, Ю.В.Андропов, А.П. Кириленко, Д.Ф. Устинов, А.А.Громыко и К.У. Черненко, единогласно высказались про­тив ввода советских войск. На следующий день этот же во­прос обсуждали уже с участием Л.И. Брежнева, который, под­водя итог состоявшейся дискуссии, заявил, что товарищи по Политбюро приняли правильное решение. А 20 марта с этой позицией высшего советского руководства был ознакомлен и прилетевший с секретным визитом в Москву Н.М. Тараки, ко­торого сначала принял А.Н. Косыгин, а затем и сам Л.И. Бреж­нев. В ходе состоявшихся бесед они заявили ему, что «во­прос о вводе войск рассматривался нами со всех сторон, мы тщательно изучали все аспекты этой акции и пришли к выво­ду о том, что если ввести наши войска, то обстановка в вашей стране не только не улучшится, а наоборот, осложнится», более того, «это сыграет лишь на руку врагам — и вашим, и нашим», поэтому нам «хотелось бы надеяться, что вы с пониманием от­несётесь к нашим соображениям». Хотя при этом отказ ввести войска Москва «компенсировала» значительной военной по­мощью на общую сумму в 53 млн. рублей, что в реальном выра­жении означало то, что она на безвозмездной основе поставит Кабулу 48 тыс. единиц стрелкового оружия, 1тыс. гранатомётов, 680 авиабомб и 140 орудий и миномётов. Кроме того, Кабу­лу был выделен огромный кредит в размере 200 млн. рублей на экономические цели, и в результате, по утверждению О. А. Ве­стада, Афганистан стал теперь получать больше советской по­мощи, чем любая другая страна в мире.

Тогда же, в марте 1979 года, была создана особая Комис­сии Политбюро ЦК по Афганистану, в состав которой вошли её глава А.А. Громыко, М.А. Суслов, Ю.В. Андропов, Д.Ф. Усти­нов, Б.Н. Пономарёв и заместитель председателя Совета Ми­нистров СССР И.В. Архипов. Именно по её предложению 12 апреля Политбюро ЦК принимает очередной документ «О на­шей дальнейшей линии в связи с положением в Афганистане», в котором было сказано, что «наше решение воздержаться от удовлетворения просьбы руководства ДРА о переброске в Ге­рат советских воинских частей было совершенно правильным. Этой линии следует придерживаться и в случае новых антипра­вительственных выступлений в Афганистане, исключить кото­рые не приходится».

Между тем высшему советскому руководству стало совер­шенно очевидно, что столь радикальная политика правительства Н.М. Тараки и X. Амина будет и дальше вести к эскалации Гражданской войны в стране. Поэтому в Москве было приня­то решение попытаться убедить Н.М. Тараки переформатиро­вать своё правительство и ввести в его состав ряд «парчамистов» и представителей свергнутого режима. Вопрос этот был настолько серьёзен, что в начале августа 1979 года для его об­суждения в Кабул прилетел кандидат в члены Политбюро се­кретарь ЦК Борис Николаевич Пономарёв. Однако он так и не смог убедить Н.М. Тараки в необходимости перемен. Не уда­лось это сделать и его заместителю Ростиславу Александрови­чу Ульяновскому, который так же, как его непосредственный начальник, был давним сотрудником Коминтерна и признан­ным знатоком Ближнего и Среднего Востока.

Тем временем в самом Кабуле резко обострилась борьба за власть между Н.М. Тараки и X. Амином, которая выплеснулась наружу всего через один месяц. В начале сентября 1979 года Н.М. Тараки совместно с министрами иностранных дел и ин­формации Шахом Вали и Мухаммадом Катавази, а также на­чальником Управления внутренней контрразведки Азизом Ах­мадом Акбари улетел в Гавану для участия в VI Конференции глав государств и правительств неприсоединившихся стран. А 10 сентября по пути из Гаваны домой он сделал короткую остановку в Москве, где встретился с Л.И. Брежневым, А.А. Гро­мыко и А.М. Александровым-Агентовым. Содержание этой беседы до сих пор не вполне ясно. Например, генерал Л.Н. Горе­лов в своём интервью уверял, что во время разговора Н.М. Та­раки было предложено уступить X. Амину пост главы государ­ства, а самому сохранить за собой только пост генсека НДПА. Полковник М.Ф. Слинкин и генерал В.П. Заплатин, напротив, говорят о том, что Н.М.Тараки жаловался на X.Амина и, тайно встретившись с Б. Кармелем, которого специально привез­ли в Москву, заручился его поддержкой в вопросе отстранения X. Амина от власти и назначения его вторым человеком в стра­не. И, наконец, генерал А. А. Ляховский повествует о том, что во время этого разговора Л. И. Брежнев и Ю.В. Андропов преду­предили дорогого гостя «о неблаговидном поведении Х. Амина, который, пользуясь его отсутствием в стране, фактически отстранил от должностей самых верных и преданных ему лю­дей. В связи с этим обстоятельством советские вожди даже на­меривались направить для его охраны 154-й мусульманский батальон во главе с майором Х.Т. Халбаевым, но затем отказа­лись от этой затеи, так как глава КГБ заявил, что в ближайшее время Х. Амин будет нейтрализован.

Тем временем, воспользовавшись отсутствием Н.М. Тараки, Х. Амин провёл подготовительные мероприятия по захва­ту власти в стране и после его прилёта в Кабул в ультиматив­ной форме потребовал убрать с государственных постов его ближайших соратников («четвёрку») в составе М.А. Ватанджара, А. Сарвари, Ш. Маздурьяра и С.М.Гулябзоя. Однако он отверг этот ультиматум и пригласил X. Амина на разговор в свою ре­зиденцию, сообщив ему, что у него находятся генерал армии И.Г. Павловский и посол А. М. Пузанов. По всей видимости, Н.М. Тараки хотел обсудить с ним личное послание Л.И. Брежнева, в котором советский лидер призвал их прекратить взаим­ную вражду, но, когда Х. Амин прибыл в резиденцию Н.М. Та­раки, произошла очень странная перестрелка, в ходе которой он получил лёгкое ранение, а глава президентской службы без­опасности подполковник С.Д. Тарун был убит.

Далее события стали развиваться в стремительном темпе. Поздним вечером 14 сентября 1979 года по приказу началь­ника Генерального штаба генерала М. Якуба войска Кабульского гарнизона вошли в центр столицы и, взяв под контроль правительственные объекты, фактически блокировали рези­денцию Н.М.Тараки. Одновременно Х. Амин провёл заседа­ние Политбюро ЦК НДПА, а уже утром 15 сентября под пред­седательством министра иностранных дел и секретаря ЦК Шах Вали прошёл чрезвычайный Пленум ЦК, на котором Н.М. Та­раки и все его соратники из «банды четырёх», которых к тому времени срочно эвакуировали в Москву, были сняты со своих министерских постов и исключены из партии. Сам Н.М. Тараки был обвинён в организации покушения на X. Амина, отправлен в отставку и заключён под домашний арест, а новым генсеком ЦК, председателем Революционного совета и премьер-мини­стром ДРА стал Хафизулла Амин.

Между тем в тот же день 15 сентября советским предста­вителям в Кабуле за подписью А.А. Громыко была направ­лена шифровка, в которой говорилось, что «признано целе­сообразным, считаясь с реальным положением дел, как оно сейчас складывается в Афганистане, не отказываться иметь дело с X. Амином и возглавляемым им руководством. При этом необходимо всячески удерживать X. Амина от репрессий про­тив сторонников Н.М.Тараки и других неугодных ему лиц, не являющихся врагами революции. Одновременно необходимо использовать контакты с X. Амином для дальнейшего выявле­ния его политического лица и намерений».

Однако уже 9 октября 1979 года Н.М. Тараки был задушен в своём дворце, где он находился под домашним арестом. Судя по материалам следствия, эту акцию по приказу X. Ами­на и М. Якуба осуществили несколько офицеров из их окру­жения, в частности начальник президентской гвардии май­ор Джандад, глава службы безопасности капитан Абдул Хадуд и командир роты охраны старший лейтенант Мохаммад Экбаль. Как только известие об этом пришло в Москву, то, по сви­детельству А.А. Громыко, «этот кровавый акт произвёл потря­сающее впечатление на всё советское руководство» и прежде всего на Л.И. Брежнева, который «особенно тяжело переживал его гибель». Об этом же позднее в своих мемуарах писал и Жискар д’Эстен, поведавший о том, что в мае 1980 года во время приватной беседы Л.И. Брежнев сообщил ему: «Прези­дент Тараки был моим другом. Он приезжал ко мне в сентябре. После возвращения Амин его убил. Это настоящая провокация. Это я ему не мог простить».

Естественно, Х. Амин об этом не знал и, всячески стараясь доказать свою лояльность Москве, слал туда телеграмму за те­леграммой, в которых просил Л.И. Брежнева принять его. Одна­ко отныне Х. Амин стал рассматриваться в Кремле не как «то­варищ по совместной борьбе за торжество социализма», а как коварный убийца, способный на любое преступление. Более того, целый рад авторов говорят о том, что именно убийство Н.М. Тараки «спровоцировало перелом, который в конечном итоге привёл к принятию решения о вводе войск в Афгани­стан» (Шубин А.В.). Вероятно, именно тогда органы госбезопасности ста­ли срочно искать доказательства связи X. Амина с зарубеж­ными спецслужбами, прежде всего с ЦРУ, тем более что ещё в студенческие годы он обучался в колледже при Колумбий­ском университете, а затем вторично ездил в США для получе­ния степени доктора философии. Хотя генералы Л.Н. Горелов и В.П. Заплатин, которые неплохо знали X.Амина и не раз лич­но встречались с ним, убеждены в том, что он был абсолютно просоветским человеком. А все байки о его давнишних связях с ЦРУ были сочинены, в том числе не без участия Б. Кармаля, по личному указанию Ю.В. Андропова, которому нужно было найти очень веский повод для ввода советских войск в Афга­нистан. Вся эта «грязная» работа была поручена первому заместителю начальника ПГУ генерал-лейтенанту Борису Семеновичу Иванову, который ещё в марте 1979 года был назначен руководителем Оперативной группы КГБ в ДРА.

Таким образом, можно предположить, что уже в середине октября 1979 года Ю.В. Андропов стал готовить почву для нужного решения. Хотя, как уверяет Г. М. Корниенко, «мучительные размышления “тройки” (то есть А.А.Громыко, Ю.В. Андропова и Д.Ф. Устинова) над проблемой, вводить или не вводить войска, продолжались в течение октября, ноября и первой декады декабря. Так, 29 октября в ответ на послание X.Амина от 22 октября с его очередной просьбой о визите в Москву для личных встреч и переговоров с Л.И.Брежневым и А.Н.Косыгиным, «четвёрка» (Ю.В. Андропов, Д.Ф.Устинов, А. А. Громыко и Б.Н.Пономарёв) направила в Политбюро ЦК совместную записку, в которой было сказано, что, «исходя из необходимости сделать всё возможное, чтобы не допустить победы контрреволюции в политической ориентации Амина на Запад, представляется целесообразным придерживаться следующей линии; 1) Продолжить активно работать с Амином и в целом с нынешним руководством НДПА и ДРА, не давая Амину поводов считать, что мы не доверяем ему и не жела­ем иметь с ним дело. Использовать контакты с Амином для оказания на него соответствующего влияния и одновременно для раскрытия его истинных намерений; 2) Всем находящим­ся в Афганистане советским воинским подразделениям (узел связи, парашютно-десантный батальон, транспортно-авиаци­онные эскадрильи самолётов и вертолётов), а также отряду по охране советских учреждений продолжать выполнять постав­ленные задачи; 3) При наличии фактов, свидетельствующих о начале поворота X. Амина в антисоветском направлении, внести дополнительные предложения о мерах с нашей сторо­ны». Причём, судя по дневнику самого Л.И. Брежнева, он трижды (30 октября, 11 и 22 ноября) лично встречался с Ю.В. Андро­повым, А. А.Громыко и Д.Ф.Устиновым для «обмена мнением о положении в Афганистане», где «Амин расстреливает мно­го кадров».

Между тем тот же Г. М. Корниенко отмечает, что вскоре Ю.В. Андропов всё же «пошёл на поводу у своего аппарата, пре­увеличивавшего, с одной стороны, опасность пребывания у власти X.Амина, которого стали открыто изображать амери­канским агентом», а с другой — возможности Москвы «по из­менению ситуации там в желательном для него плане». Кроме того, «над Андроповым, Громыко, Устиновым и, думаем, в ещё большей мере над Сусловым довлело нечто большее», чем за­бота о безопасности страны «в связи с их опасениями относи­тельно возможностей замены просоветского режима в Кабуле проамериканским. Роковую роль сыграло идеологически обу­словленное, по сути своей ложное представление, будто речь шла об опасности «потерять» не просто соседнюю, а «почти социалистическую» страну». Именно тогда, как явствует из мемуаров многих авторов (В. Жискар д’Эстен, Ю.М.Воронцов, В.А Меримский), под влиянием огромного потока инфор­мации, идущей прежде всего от спецслужб, у Л.И. Брежнева сложилась твёрдая убеждённость, что Х.Амин — враг, кото­рый обязательно переметнётся к США, и «уже в январе Афга­нистан превратился бы во враждебный для Советского Сою­за плацдарм».

Тогда же, в конце октября 1979 года, было принято реше­ние послать в Кабул нового посла и нового главного военно­го советника, чьи кандидатуры лично обсуждали Л.И. Брежнев и М.А. Суслов. И уже в конце ноября в кресло А.М. Пузанова сел многолетний первый секретарь Татарского обкома Фихрият Ахмеджанович Табеев, а в кресло Л.Н.Горелова — заместитель командующего Забайкальским округом генерал-полковник Султан Кекезович Магометов, которого перед отлётом в Кабул лично инструктировал Ю.В.Андропов.

Между тем сам Л.И. Брежнев, вероятнее всего, всё ещё не решил, что же делать с Афганистаном, и в сентябре-октябре 1979 года не раз обсуждал эту тему с военными, в частности с начальником Генерального штаба маршалом Н.В. Огарко­вым и тем же генерал-лейтенантом Л.Н. Гореловым. Они, как и другие военачальники, в том числе два первых заместителя начальника Генерального штаба генералы армии В.И. Варен­ников и С.Ф. Ахромеев, заместитель министра обороны, глав­ком Сухопутных войск генерал армии И.Г. Павловский и гла­ва Главного управления боевой подготовки Сухопутных войск генерал-лейтенант В.А. Меримский, были убеждены в нецеле­сообразности ввода наших войск в Афганистан. Кроме того, против подобного шага выступали заведующий мидовским Отделом стран Среднего Востока В.К. Болдырев и первый за­меститель министра иностранных дел Г.М. Корниенко, и дирек­тора двух главных «консультативных контор» обоих Междуна­родных отделов ЦК—ИМЭМО и Института востоковедения АН СССР — О.Т. Богомолов и Е.М. Примаков. Но, судя по брежнев­скому дневнику, уже 3-4 декабря Ю.В. Андропов, дважды встре­чавшийся с генсеком, убедил его в неизбежности такого шага. А через неделю, вечером 10 декабря, прошло решающее засе­дание Политбюро по «Афиностану».

Надо сказать, что ряд историков (М.Ф. Полынов, В.С. Брачев) относительно недавно высказали мнение, что последней каплей, которая подвигла Москву принять решение о вводе войск в Аф­ганистан, «стало решение Совета НАТО о размещении амери­канских ракет средней дальности в пяти странах Западной Ев­ропы», принятое им 12 декабря, и поэтому «неслучайно именно 12 декабря 1979 года в Кремле» и было принято зеркальное ре­шение. Но, как явствует из брежневского дневника и «Запи­сей» секретарей его приёмной, заседание Политбюро ЦК, где принималось данное решение, проходило в кабинете генсека вечером 10 декабря, а оформлено оно было действительно 12 де­кабря как раз под предполагаемое решение НАТО по «еврора­кетам». Об этом, кстати, писала немецкая исследовательни­ца С. Шаттенберг, поэтому такого рода построения В.С. Брачева и М.Ф. Полинова не выдерживают критики.

Как теперь стало известно, решение о вводе наших войск в Афганистан было принято на основании записки под на­званием «К положению в “А”», которая из соображений сверх­секретности была не напечатана, а написана от руки членом Политбюро ЦК К.У. Черненко в одном единственном экзем­пляре. В этом предельно лапидарном документе содержалось всего два пункта: «1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные тт. Андроповым Ю.В., Устиновым Д.Ф., Громы­ко А.А. Разрешить им в ходе осуществления этих мероприятий вносить коррективы непринципиального характера. Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить в Политбюро. Осуществление всех этих мероприятий возложить на тт. Ан­дропова Ю.В., Устинова Д.Ф., Громыко А.А. 2. Поручить тт. Ан­дропову Ю.В., Устинову Д.Ф., Громыко А.А. информировать По­литбюро ЦК о ходе выполнения намеченных мероприятий».

Надо заметить, что состав участников заседания не совсем совпадает с перечнем подписантов этого решения. По мне­нию редакторов брежневского дневника, основанных на «Запи­сях секретарей приёмной Л. И. Брежнева», вечером 10 декабря в его кабинете собрались восемь членов Политбюро — Ю.В. Ан­дропов, А.А. Громыко, Д.Ф.Устинов, К. У. Черненко, А.П. Кири­ленко, М.А.Суслов, В.В.Гришин и А.Я.Пельше — и три канди­дата в члены Политбюро — Б.Н. Пономарёв, М.С.Соломенцев и В.В.Кузнецов (Данный перечень присутствующих полностью совпадает с записями се­кретарей приёмной Л.И.Брежнева, которые они вели в 1965-1982 годах (Брежнев Л.И. Записи секретарей приёмной Л.И.Брежнева. 1965-1982. М., 2016)). Однако, по мнению М.Ф.Полынова, на этом же заседании присутствовал ещё и Н.А. Тихонов, но отсутство­вали все кандидаты в члены Политбюро. Именно эти 10 чело­век и подписали решение о вводе наших войск в Афганистан. А затем 25-26 декабря под этим решением подписались ещё два члена и один кандидат в члены Политбюро — В.В. Щербицкий, Д.А. Кунаев и Б.Н. Пономарёв. Таким образом, этот доку­мент не подписали только два члена Политбюро — А.Н. Косы­гин и Г.В.Романов (А.Ф. Добрынин в своих мемуарах вообще ошибочно утверждает, что этот документ 12 декабря подписали только Л.И.Брежнев, Д.Ф.Устинов, Ю.В. Андропов и А. А. Громыко, а все остальные члены Политбюро — 26 де­кабря). Генерал армии В.И. Варенников утверждал, что «премьер-министр» страны сделал это сознательно, посколь­ку всегда выступал против данного решения. А вот почему ру­ководитель Ленинградской парторганизации не поставил свою подпись под этим документом — непонятно до сих пор. Тогда же, 25 декабря 1979 года, Министерство обороны и КГБ СССР приступили к непосредственной реализации принятого реше­ния, начав ввод советских войск и подразделений спецслужб на территорию Афганистана.

Надо сказать, что у высшего советского руководства име­лись все законные основания для ввода войск в Афганистан на основании «Договора о дружбе, добрососедстве и сотруд­ничестве между СССР и ДРА», подписанного ещё 5 декабря 1978 года. Но ещё более важным основанием, как полагают целый ряд историков, можно считать просьбы официаль­ного афганского руководства о вводе войск, которых было то ли 19, то ли 11, причём не только от Н.М. Тараки, но и от X. Амина.

Между тем уже 26 декабря, на следующий день после нача­ла ввода войск, на даче Л.И. Брежнева было созвано узкое со­вещание с участием А А. Громыко, Ю.В. Андропова, Д.Ф. Усти­нова и К.У. Черненко, где была обсуждена записка «О наших шагах в связи с развитием обстановки вокруг Афганистана». А 27 декабря она была одобрена на заседании Политбюро, где приняли решение подготовить для подписания с новым руко­водством в Кабуле новый межгосударственный «Договор об ус­ловиях пребывания советских войск на территории ДРА», кото­рый был ратифицирован обеими сторонами 5 апреля 1980 года. Затем в середине января 1980 года газета «Правда» опублико­вала интервью Л.И. Брежнева, в котором он выделил две глав­ные причины ввода наших войск в Афганистан: установление там террористической диктатуры X. Амина, который «захватив власть, развернул жестокие репрессии против широких сло­ёв афганского общества—, на которые опиралась апрельская революция», и возникновение реальной опасности на южных границах СССР в случае ввода американских войск в Афгани­стан. В конце июля того же года Пленум ЦК на основании до­клада А.А. Громыко принял Постановление ЦК «О международ­ном положении и внешней политике Советского Союза», где было особо подчёркнуто, что «Пленум ЦК полностью одобряет принятие мер по оказанию всесторонней помощи Афганиста­ну в деле отражения вооружённых нападений и вмешательства извне, цель которых — задушить афганскую революцию и создать проимпериалистический плацдарм военной агрессии на южных рубежах СССР».

Непосредственно подготовка к вводу войск была начата ещё 13 декабря, кода по указанию министра обороны СССР маршала ДФ. Устинова была создана Оперативная группа Ми­нистерства обороны по Афганистану во главе с генералом ар­мии С.Ф. Ахромеевым, приступившая к работе в Туркестанском военном округе 14 декабря. Через день, 16 декабря, на основа­нии Директивы начальника Генштаба маршала Н.В. Огаркова командующий Туркестанским военным округом генерал-пол­ковник Юрий Павлович Максимов приступил к формирова­нию 40-й общевойсковой армии, командующим которой стал его первый заместитель генерал-лейтенант Юрий Владимиро­вич Тухаринов.

Тогда же к работе приступили и ряд подразделений ГРУ и КГБ СССР, в том числе 154-й отдельный отряд специального назначения («мусульманский батальон») майора Х.Т. Холбаева, отряд специального назначения «Зенит» во главе с полков­ником Г.И. Бояриновым и нештатная боевая группа «Гром» из состава группы «Альфа» во главе с подполковником М.М. Ро­мановым. Кроме того, 23 декабря под охраной «Альфы» во гла­ве с майором В.И.Шергиным в Кабул были доставлены Бабрак Кармаль, Мохаммад Аслам Ватанджар и Нур Ахмед Нур, ко­торым после устранения X. Амина и его «банды» предстояло в ближайшее время стать новыми руководителями партии и страны. Причём, как вспоминал тогдашний глава Информаци­онно-аналитического управления ПГУ КГБ СССР генерал-май­ор Н.С. Леонов, «уговаривать Б. Кармаля долго не пришлось, он рвался к власти и жаждал мести своим обидчикам».

Надо сказать, что событиям Афганской войны посвящены сотни различных работ как мемуарного, так и научно-попу­лярного и сугубо научного характера, поэтому нам нет особой нужды подробно останавливаться на этой теме. Всех, кто ин­тересуется этой тематикой, мы отправляем в первую очередь к работам непосредственных участников тех событий, кото­рые очень живо и детально описали многие аспекты Афган­ской войны. Речь идёт прежде всего о мемуарах крупных со­ветских военачальников и сотрудников спецслужб, в том числе генералов В.И. Варенникова, М. А. Гареева, В.А. Меримского, А.А. Ляховского, И.Н. Родионова, В.Ф. Ермакова, Б.В. Громова и Г.Н. Зайцева и полковников М.Е. Болтунова, В.М. Кошелева, А.А. Костыря, С.В. Козлова и О.И. Брылёва. В нашей же статье мы лишь очень кратко напомним основную кан­ву событий начального этапа этой войны.

Как уже было сказано, 25-28 декабря 1979 года советские войска пересекли советско-афганскую границу при полном согласии X. Амина, который лично и неоднократно (как мини­мум семь раз) просил Москву предпринять этот шаг. В составе первого эшелона 40-й армии на территорию Афганистана во­шли части и соединения 5-й гв. мотострелковой дивизии (ге­нерал-майор Ю.В. Шаталин), 108-й мотострелковой дивизии (полковник В.И. Миронов), 103-й гв. воздушно-десантной ди­визии (полковник И.Ф. Рябченко), 201-й мотострелковой ди­визии (полковник В.А. Степанов), а также 353-й армейской ар­тиллерийской бригады, 2-й зенитно-ракетной бригады, 56-й гв. десантно-штурмовой бригады, 103-го полка связи и других воинских частей, служб тыла и обеспечения.

Вечером 27 декабря под руководством заместителя гла­вы ПГУ КГБ генерал-лейтенанта В.А. Кирпиченко, начальника Оперативной группы Штаба ВДВ генерал-лейтенанта Н.Н. Гусь­кова и руководителей двух спецгрупп ГРУ и КГБ полковника В.В. Колесника и генерал-майора Ю.И. Дроздова была проведе­на спецоперация «Шторм-333». В ходе этой операции, в кото­рой приняли участие бойцы 154-го «мусульманского» батальо­на майора Х.Т. Холбаева и спецгрупп «Гром» и «Зенит» во главе с полковником Г.И. Бояриновым и подполковником М.М. Рома­новым, штурмом была взята главная резиденция X. Амина — дворец «Тадж-Бек», — а сам он ликвидирован. Одновременно в самом Кабуле силами 103-й гв. воздушно-десантной диви­зии, а также 317-го и 350-го гв. парашютно-десантных полков были взяты под контроль здания ЦК НДПА, МВД, Министер­ства обороны, Главного штаба ВВС и ряда других госучрежде­ний. Тогда же из Баграма в Кабул под усиленной охраной че­кистов и десантников прибыл новый афганский лидер Бабрак Кармаль, который сразу выступил с обращением к афганскому народу и провозгласил начало «нового этапа Саурской револю­ции». Сразу после этого из Москвы в Кабул «полетела» специ­альная записка «О некоторых сторонах дальнейшей работы в НДПА после событий 27 декабря 1979 г.», в которой ЦК КПСС призывал Б. Кармаля к прекращению внутрипартийной борь­бы между двумя фракциями, к отказу от продолжения полити­ки репрессий, направленных против мелкой и средней буржуа­зии и духовенства, и к «использованию политических методов для подавления волнений и восстаний».

После первого этапа ввода советских войск, который в це­лом прошёл более чем успешно, началась передислокация остальных воинских подразделений. В итоге уже к апрелю 1980 года 40-я армия была полностью укомплектована, и те­перь в её состав входили 5-я гв., 108-я и 201-я мотострелко­вые и 103-я гв. воздушно-десантная дивизии, 56-я отдельная гв. десантно-штурмовая бригада, 66-я и 70-я отдельные мото­стрелковые гв. бригады, 353-я гв. артиллерийская бригада, 2-я отдельная зенитно-ракетная бригада, 59-я бригада материального обеспечения и 159-я отдельная дорожно-строительная бригада, а также 345-й отдельный гв. парашютно-десантный, 28-й армейский артиллерийский, 191-й и 860-й отдельные мо­тострелковые, 254-й отдельный радиотехнический и 45-й от­дельный инженерно-сапёрный полки и 103-й отдельный полк связи. Кроме того, в состав 40-й армии вошёл 34-й смешанный авиакорпус в составе семи авиаполков. Общая численность советских войск в Афганистане на тот момент составила 81 тыс. военнослужащих, на вооружении которых находилось более 3 тыс. единиц бронетехники, 900 орудий и миномётов, более 100 вертолётов и около 100 истребителей, штурмовиков и бом­бардировщиков.

Первоначально предполагалось, что советские части не бу­дут принимать активного участия в боевых операциях с отря­дами местных моджахедов и заброшенных наёмников, а только встанут гарнизонами в крупных городах и пограничных с Па­кистаном провинциях, поддерживая регулярную афганскую армию «как бы с тыла». Как позднее писал тот же А.М. Алек­сандров-Агентов, изначальный замысел всей операции состо­ял в том, чтобы «напугать всю антиправительственную оппо­зицию самим фактом появления советских войск, вынудить её прекратить сопротивление или пойти на компромисс с Кабу­лом». Но вскоре стало очевидно, что без участия советских войск не обойтись.

Уже в начале января 1980 года 108-й мотострелковой ди­визии пришлось подавлять мятеж 4-го афганского артполка в провинции Баглан. Затем в конце февраля частям 103-й гв. воздушно-десантной дивизии пришлось подавлять Кабульский мятеж, организованный местными исламистами. А уже в пер­вой половине марта 1980 года частям той же 103-й гв. дивизии при содействии 317-го гв. парашютно-десантного полка при­шлось даже проводить спецоперацию в провинции Кунар, где они впервые столкнулись с отрядами моджахедов.

Затем в апреле и августе 1980 года части и соединения 201-й мотострелковой дивизии под общим командованием заместителя командующего 40-й армии генерал-майора Л.Н. Печевого провели две Панджерские войсковые операции в провинции Кунар, Панджшерском и Машхадском ущельях, где нанесли ряд существенных ударов по вооружённым отрядам лидера «Се­верного альянса» Ахмад Шах Масуда. Однако полностью взять под контроль северную часть Афганистана они так и не смогли, поскольку в начале августа в Машхадском ущелье провинции Бадахшан в бою у города Файзабад с отрядом афганских мод­жахедов Вазира Хистаки 149-й гв. мотострелковый полк пол­ковника И.Е. Пузанова понёс крупные потери. В этой ситуации в конце сентября 1980 года в руководстве 40-й армии произо­шла «смена караула» и её командующим стал генерал-лейте­нант Борис Иванович Ткач, который был первым заместителем генерал-лейтенанта Ю.В. Тухаринова. Именно на его долю, как уверял генерал армии В.И.Варенников, пришлись разработка и проведение первых крупных операций против моджахедов и полноценное обустройство наших войск на всей территории Афганистана. Уже 14 ноября — 5 декабря 1980 года в так на­зываемой зоне «Центр», куда входили провинции Кабул, Парван и Бамиан, была проведена первая крупная армейская опе­рация под кодовым названием «Удар-1». В ходе этой операции, которой руководили сам генерал Б.И. Ткач и начальник штаба 40-й армии генерал-майор Л.Н. Зенцов-Лобанов, отрядам мод­жахедов был нанесён очень чувствительный удар: они потеря­ли убитыми свыше 500 и пленными почти 750 боевиков.

Этот разгром оказался настолько чувствительным, что аф­ганским боевикам удалось очухаться только к весне следующего года. Но уже в апреле 1981 года части и соединения 201-й мото­стрелковой дивизии полковника В.А. Дрюкова успешно прове­ли третью Панджшерскую операцию, а в июне 1981 года 66-я мотострелковая бригада полковника О.Е. Смирнова совместно с 11-й пехотной дивизией афганской армии приняла участие в Джелалабадской операции, в ходе которой в горном районе афгано-пакистанской границы на территории провинции Нан­гархар взяли штурмом крупный укрепрайон моджахедов Тоpa-Бора. Наконец, в декабре 1981 года советские и афганские войска под общим командованием нового начальника шта­ба 40-й армии генерал-майора Н.Г. Тер-Григоряна разгромили крупный базовый лагерь моджахедов в ущелье Дарзаб в про­винции Джаузджан. Однако, несмотря на отдельные успехи советских войск, общая ситуация в Афганистане продолжала стремительно ухудшаться.

Всю зиму 1982 года шли тяжёлые бои с отрядами афганских моджахедов в провинциях Кандагар, Парван и Каписа. А в кон­це февраля, как утверждает тогдашний резидент советской разведки в Иране, а затем глава ПГУ КГБ СССР генерал-лейте­нант В.Л. Шебаршин, с секретной двухдневной миссией в Ка­бул прибыл сам Ю.В. Андропов, который провёл ряд рабочих встреч, в том числе с Б. Кармалем и руководителем Службы государственной информации генерал-лейтенантом М. Наджибуллой. По итогам этих встреч он поставил перед коман­дованием 40-й армии, которую уже в начале мая возглавил генерал-лейтенант Виктор Фёдорович Ермаков, задачу к кон­цу 1982 года покончить с крупными бандформированиями на всей территории Афганистана.

В итоге советские войска вынуждены были вновь прово­дить две крупные операции в Панджшерском ущелье, снача­ла в феврале, а затем в мае 1982 года. Ценой больших усилий к началу лета войскам 108-й мотострелковой дивизии гене­рал-майора В. И. Миронова удалось в очередной раз разбить отряды Ахмад Шах Масуда и временно взять под свой кон­троль почти весь Панджшер. Однако в целом ощутимого улуч­шения военной ситуации не произошло. Центральное афган­ское правительство по-прежнему контролировало только Кабул и ещё ряд крупных городов страны, в частности Герат, Канда­гар и Джелалабад. Но значительная часть Афганистана находи­лась под контролем вооружённых до зубов отрядов моджахе­дов, которые возглавляли довольно популярные среди многих декхан и духовенства лидеры антикабульской оппозиции Бурхануддин Раббани, Гульбеддин Хекматияр, Юнус Халес, Абдул Рахим Вардак и другие.

Тем временем советское руководство стало предпринимать первые шаги по прекращению войны. Так, в середине июля 1982 года состоялись переговоры министра иностранных дел А.А. Громыко с новым госсекретарем А. Хейгом по Афганистану, в ходе которых было заявлено, что Москва готова вывести свои войска, но только в том случае, если будут даны международные гарантии невмешательства в афганские дела Пакистана и Ирана. В ответ А. Хейг заявил, что его страна готова обсуждать этот вопрос и предложил для проведения рабочих консультаций по Афганистану создать постоянную группу экспертов . Тогда же при посредничестве заместителя Генерального секретаря ООН Диего Кордовеса в Женеве прошёл первый раунд афгано-пакистанских переговоров по нормализации ситуации в Афганистане. Но он закончился безрезультатно, и боевые действия вновь были возобновлены.

Так, в августе и сентябре 1982 года войскам 40-й армии пришлось проводить уже шестую по счёту Панджшерскую операцию, в ходе которой они вновь установили временный контроль над ущельем. Правда, уже в ноябре командование 40-й армии в очередной раз вступило в переговоры с лидером «Северного альянса» Ахмад Шах Масудом, и в декабре 1982 года все подразделения, участвовавшие в этой операции, были выведены из ущелья.

Между тем 15 ноября 1982 года, в день похорон Л.И. Брежнева, в Москву совершенно неожиданно прилетел президент Пакистана Мохаммед Зия-уль-Хак, который после окончания траурных мероприятий встретился за столом переговоров с Ю.В. Андроповым и А. А. Громыко. Однако, как и следовало ожидать, они завершились безрезультатно, и активные боевые действия опять были возобновлены.

Так, в марте 1983 года в провинции Балх соединения 201-й мотострелковой дивизии, которую уже возглавил генерал-майор А.А. Шаповалов при участии частей погранвойск, отрядов спецназа и регулярной афганской армии успешно провели 2-ю Мармольскую операцию против отрядов «Исламского обще­ства Афганистана» Бурхануддина Раббани. Затем в апреле того же года 70-я гв. мотострелковая бригада полковника Е.И.Ме­щерякова также успешно провела боевую операцию против отрядов моджахедов на самом юге Афганистана в провинции Нимроз. где был захвачен и уничтожен очень мощный укре­прайон Рабати-Джали. Вместе с тем новое советское руковод­ство продолжало поиск мирного урегулирования афганско­го конфликта, и с этой целью в самом конце марта 1983 года Ю.В. Андропов принял в Москве генсека ООН Хавьера Переса де Куэльяра и его заместителя по политическим вопросам Ди­его Кордовиса. который курировал афгано-пакистанские пе­реговоры. Более того, как уверяет А.М. Александров-Агентов, в мае 1985 года М.С. Горбачёв, находясь во главе парламент­ской делегации в Канаде, «прямо сказал своим канадским хозя­евам, что ввод войск в Афганистан был ошибкой».

Между тем ситуация в Афганистане продолжала ухудшать­ся и уже в мае-июле 1983 года советские войска потерпели ряд крупных неудач, в частности в провинции Кунар, где моджахеды окружили части 66-й отдельной мотострелковой бригады полковника Н.С. Томашова и нанесли им существенный урон, и в провинции Бадахшан, где в одном из ущелий в засаду по­пал батальон 860-го отдельного мотострелкового полка пол­ковника В.А.Сидорова.

Тем временем в августе 1983 года работа миссии Д. Кордовеса по подготовке соглашения по мирному урегулированию ситуации в Афганистане была почти завершена и согласована программа постепенного вывода советских войск в течение ближайших восьми месяцев. Однако из-за болезни Ю.В. Ан­дропова этот вопрос повис в воздухе и, по сути дела, снят с повестки дня заседаний Политбюро ЦК. А тем временем отряды моджахедов, получившие большой комплект новейших вооружений из Вашингтона и Джелалабада, в том числе ПЗРК, резко активизировали боевые действия по всей территории страны. В том же августе 1983 года в провинции Пактика они начали осаду города Ургун, а в декабре — боевые действия в провинци­ях Кабул и Лагман, в частности в Джелалабадской долине, где стали создаваться новые мощные укрепрайоны.

В середине января 1984 года 40-я армия, которую месяц на­зад возглавил уже четвёртый командующий генерал-лейте­нант Леонид Евстафьевич Генералов, приступила к реализации плана под кодовым названием «Завеса» — целого комплекса мероприятий по полной блокировке пакистано-афганской и ирано-афганской границы, через которую шли поставки во­оружений и боеприпасов отрядам моджахедов. Одновременно войска 40-й армии начали ряд боевых операций в провинциях Кабул, Парван, Лагман и Каписа, в ходе которых им пришлось понести большие потери, в том числе во время проведения 3-й Мармольской и 7-й Панджшерской операций. Ситуация нор­мализовалась только к сентябрю, а уже в декабре 1984 года 5-я гвардейская мотострелковая дивизия под командованием ге­нерал-майора Г.П. Касперовича в горном массиве Луркох про­винции Фарах разгромила крупный укрепрайон моджахедов.

Литература:

1. Брежнев Л.И. Рабочие и дневниковые записи. 1964-1982 гг.Т. 1. М., 2016.
2. Громов Б.В. Ограниченный контингент. М., 1994; Гареев М.А. Моя послед­няя война. M., 1996; Варенников В.И. Неповторимое. Кн. 5. М., 2001; Горе­лов Л.Н. Интервью // Пиков Н.И. Я начинаю войну. М., 2010.
3. Снегирёв B.H. Гай Д. Вторжение: неизвестные страницы необъявленной войны. М., 1991; Островский А.В. Кто поставил Горбрчёва? М., 2010.
4. Спицын Е.Ю. Брежневская партия. Советская держава в 1964 — 1985 годах. — М.: Концептуал, 2021. — 784 с.

Не забудь подписаться на наш Telegram-канал! В нем мы публикуем то, что не можем по разным причинам публиковать в соцсетях и на сайте: https://t.me/kamennews